Ну до 1 апреля осталось не так уж и много и второй сезон выйдет на экраны...

Насчет кровавой согласна,насчет фигни нет))) А вот если переживаешь за каждого героя,как за родного,то читать будет сложно,потому как дальше хуже....Первые тома самые в принципе мирные.... пятый по уровню жестокости как-то местами зашкаливает... Даже у меня,которая читала и видела еще не такое, мурашки периодически...

Эрэ
Помню-помню..ты до пятого тома не добралась... Цитата:
Узник впился в крысу зубами, и та завизжала, дико извиваясь в его руках в неистовой попытке вырваться. Брюшко — самая нежная часть. Он вгрызся во вкусное мясо, тёплая кровь потекла по губам. От удовольствия на глаза навернулись слёзы. Пленник проглотил мясо, и в животе заурчало. После третьего укуса крыса перестала сопротивляться, и он почувствовал себя почти довольным.

За дверью темницы послышались голоса.

Прекратив от страха даже жевать, он замер на месте с набитым кровью, мясом и шерстью ртом, не смея ни проглотить это, ни выплюнуть. Окаменев, узник в ужасе прислушивался к шарканью сапог и звяканью железных ключей.

«Нет, — взмолился он, — нет, о боги, пожалуйста, не сейчас, только не сейчас. — Он так долго ловил эту крысу. — Если её найдут, то отнимут, донесут об этом, и лорд Рамси меня накажет».

Крысу, конечно, следовало бы спрятать, но голод был слишком силён: вот уже два, а то и три дня без крошки во рту. Здесь, в темноте под землёй, трудно сказать точно, сколько прошло времени. Его руки и ноги стали худыми как палки, а пустой живот, наоборот, раздулся, и так болел от голода, что было невозможно уснуть. Стоило закрыть глаза — и перед ним вставала леди Хорнвуд. После свадьбы лорд Рамси запер её в башне и уморил голодом. Перед смертью она дошла до того, что съела собственные пальцы.

Скрючившись в дальнем углу темницы, несчастный вцепился в свою добычу и вгрызся в неё остатками зубов, пытаясь проглотить как можно больше тёплой плоти, до того как откроется дверь. Из уголков рта стекали струйки крови. Мясо было жилистым, но таким сочным, что аж подташнивало. Он жевал и глотал, вытаскивая мелкие косточки из лунок в дёснах, оставшихся от выбитых зубов. Жевать было больно, но узник был так голоден, что не мог остановиться.

Звуки становились всё громче.

«Боги, пожалуйста, пусть это не за мной», — молил он, отрывая одну из лапок крысы. За ним давно никто не приходил. Есть и другие камеры, другие пленники. Их крики слышались иногда даже сквозь толстые каменные стены.

«Громче всех кричат женщины».

Он обсосал мясо с лапки и попытался выплюнуть косточку в сторону, но та, вывалившись изо рта, застряла в бороде.

«Уходите, — молил пленник, — идите себе дальше, не трогайте меня, пожалуйста, пожалуйста».

Но как раз в тот момент, когда шаги раздались совсем рядом, их звук вдруг смолк прямо за дверью и звякнули ключи. Крыса выпала у него из рук. Пленник вытер окровавленные пальцы о штаны.

— Нет, — пробормотал он, — не-е-ет. — Перебирая пятками по покрытому соломой полу, он попытался вжаться в угол, в промозглые каменные стены темницы.

Нет ничего ужаснее звука поворачивающегося в замке ключа. В глаза ударил свет, и узник пронзительно вскрикнул, невольно прикрывая лицо руками. Голова так раскалывалась от боли, что он выцарапал бы себе глаза, если бы только осмелился.

«Уберите свет, делайте что хотите, только в темноте, пожалуйста, ну пожалуйста».

— Это не тот, — произнес мальчишеский голос. — Взгляни на него. Наверное, мы ошиблись камерой.

— Последняя камера слева, — ответил другой мальчишка. — Это же последняя камера слева, разве нет?

— Ага. — Молчание. — Что он сказал?

— Похоже, ему не нравится свет.

— А тебе бы понравился, если бы ты так выглядел? — мальчик смачно харкнул. — Ну и вонища от него. Я сейчас задохнусь.

— Он жрал крыс, — сказал второй мальчик. — Смотри.

Первый мальчишка засмеялся.

— Точно. Вот умора.

«Мне пришлось».

Пока он спал, крысы кусали его, грызли пальцы на руках и ногах, и даже лицо, так что он не колебался, когда удалось поймать мерзавку. Выбор был невелик: съешь сам или съедят тебя.

— Да, — пробормотал пленник. — Да, да, я ел их, а они — меня, пожалуйста…

Мальчики подошли ближе, солома мягко зашуршала под их ногами.

— Отвечай, — произнёс один из них — тот, что был поменьше ростом, худенький, но смышленый. — Ты помнишь, кто ты?

От страха всё внутри сжалось, и он застонал.

— Говори. Как твоё имя?

«Мое имя, — стон застрял в горле. Они учили, как его зовут, да, учили, но это было так давно, что стерлось из памяти. — Если отвечу неправильно, то лишусь ещё одного пальца, или даже хуже. Он, он…» — Не надо думать об этом, это невыносимо. Челюсть свело судорогой, а в глаза словно вонзились тысячи иголок. В висках стучала кровь.

— Пожалуйста, — пропищал он тонким и слабым, как у столетнего старика голосом. А может он и правда старик?

«Сколько времени я уже здесь?»

— Уйдите, — пробормотал узник сквозь сломанные зубы и изувеченные пальцы, крепко сжимая веки, чтобы не смотреть на нестерпимо яркий свет. — Пожалуйста, забирайте крысу, только не трогайте меня…

— Вонючка. Тебя зовут — Вонючка. Вспомнил? — сказал более высокий мальчишка, державший в руках факел. У второго парнишки в руках была связка железных ключей.

— Вонючка? — по его щекам покатились слезы. — Я помню. Да, помню, — он открыл и закрыл рот. — Меня зовут Вонючка. Вонючка-колючка. — В темноте имя не нужно, так что его легко забыть.

«Вонючка, Вонючка, меня зовут Вонючка».

При рождении его нарекли иначе. В предыдущей жизни он был кем-то другим, но здесь и сейчас — Вонючкой. Он вспомнил.

И мальчиков вспомнил. Они были одеты в одинаковые серебристо-серые дублеты из овечьей шерсти, украшенные тёмно-синей окантовкой. Оба оруженосцы, обоим по восемь лет, и обоих звали Уолдерами Фреями.

«Да, Уолдер Большой и Уолдер Малый».

Причём тот, что повыше — Малый, а тот, что пониже — Большой, и это ужасно веселило мальчишек и путало всех остальных.

— Я знаю вас, — прошептал он потрескавшимися губами. — Я знаю, как вас зовут.

— Пойдёшь с нами, — приказал Уолдер Малый.

— Ты нужен его светлости, — добавил Уолдер Большой.

От страха у него свело живот.

«Они всего лишь дети, — подумал пленник. — Двое восьмилетних мальчишек».

Он точно справится с двумя восьмилетками. Даже ослабший, как сейчас, он мог бы выхватить факел, отобрать ключи и кинжал, висевший на боку Уолдера Малого, и сбежать.

«Нет. Нет, это слишком просто. Это ловушка. Если я сбегу, то лишусь ещё одного пальца и последних зубов».

Он уже сбегал раньше. Казалось, это было много лет назад. Тогда он ещё был сильным, ещё был непокорным. В тот раз это была Кира с ключами. Она сказала, что украла их. Что знает задние ворота, которые никогда не охраняются.

— Отвезите меня обратно в Винтерфелл, милорд, — молила она, бледная и дрожащая. — Я не знаю дороги. Одной мне не сбежать. Пожалуйста, пойдёмте со мной.

Так он и сделал. Охранник со спущенными до лодыжек штанами валялся смертельно пьяный в луже вина, дверь в подземелья была открыта, а задние ворота не охранялись — всё как она и сказала. Дождавшись, когда луна скроется за тучами, они выскользнули из замка и, спотыкаясь о камни, пошлёпали через Плачущую Воду. А когда, чуть не околев от холода в ледяной реке, они выбрались на другой берег, он её поцеловал.

— Ты спасла нас, — сказал он.

«Дурак. Дурак»

Это была ловушка. Игра. Розыгрыш. Лорд Рамси любил охоту и предпочитал загонять двуногую дичь. Всю ночь они бежали через тёмный лес, но когда взошло солнце, за деревьями послышался звук рога, а потом они услышали лай гончих.

— Нужно разделиться, — предложил он Кире, когда собаки были уже совсем близко. — Двоих они выследить не смогут.

Но девчонка с ума сошла от страха и отказалась уходить, даже когда он поклялся, что соберёт войско железных людей и вернётся за ней, если поймают именно её.

Меньше, чем через час, их схватили. Одна собака повалила его на землю, а другая вцепилась в ногу карабкавшейся на холм Кире. Остальная стая кружила вокруг с лаем и рычанием, угрожающе оскаливаясь, стоило им лишь пошевелиться. Собаки не выпускали их, пока не подъехал Рамси Сноу со своими загонщиками. Тогда он всё ещё был бастардом, а не Болтоном.

— Вот вы где, — сидя в седле и улыбаясь им свысока, сказал он. — Меня огорчил такой ваш уход. Неужели вам так быстро наскучило моё гостеприимство?

Тогда Кира и запустила камнем ему в голову, но промахнулась на целый фут.

— Придётся вас наказать, — улыбнулся Рамси.

Вонючка помнил, с каким страхом и отчаянием смотрела на него Кира. В тот момент она казалась как никогда юной, почти ребенком. Но он ничем не мог помочь.

«Это из-за неё нас поймали, — вспоминал он. — Один из нас мог бы скрыться, если бы мы разделились, как я предлагал».

От воспоминаний перехватило дыхание. Со слезами на глазах Вонючка отвернулся от факела.

«Что ему надо от меня на этот раз? — с отчаянием подумал он. — Почему бы просто не оставить меня в покое? Сейчас я ничем не провинился. Неужели нельзя просто оставить меня в темноте?»

У него была крыса. Толстая, тёплая и трепещущая.

— Может, стоит его помыть? — спросил Уолдер Малый.

— Пусть воняет, его светлости это нравится, — ответил Уолдер Большой, — поэтому он и назвал его Вонючкой.

«Вонючка, меня зовут — Вонючка. Вонючка-злючка, — ему пришлось запомнить это. — Служи, подчиняйся и помни, кто ты, и тогда тебе больше не причинят вреда. Господин пообещал, его светлость обещал мне».

Да и не осталось сил сопротивляться, даже будь у него желание. Их выбили, выморили голодом, сорвали вместе с кожей. Когда Уолдер Большой помог ему подняться, а Уолдер Малый, подгоняя факелом, выгнал вон из камеры, узник пошёл послушно, как собака. Будь у него хвост, он бы поджал его между ног.

«Если бы у меня был хвост, Бастард бы его отрезал. — Мысль пришла неожиданно. Дурная мысль. Опасная. Его светлость больше не бастард. — Болтон, а не Сноу».

Мальчишка-король на Железном Троне признал лорда Рамси законным сыном и дал ему право носить отцовское имя. Имя Сноу напоминало тому о незаконнорожденности и приводило в бешенство. Вонючка должен помнить об этом. И своё имя. Надо помнить своё имя. На какое-то мгновение оно вылетело из памяти, и он так испугался, что оступился на крутой лестнице, ведущей из подземелий, и порвал о камень штаны, ободравшись до крови. Уолдеру Малому пришлось ткнуть его факелом, чтобы заставить подняться на ноги и идти дальше.

На Дредфорт опускалась ночь, и над восточными стенами замка поднималась полная луна. В её слабом свете тени от высоких треугольных зубцов на мерзлой земле казались рядом острых чёрных клыков. Воздух был холодным, сырым и полным полузабытых ароматов. — «Свобода, — подумал Вонючка. — Это запах свободы». — Он не знал, как долго пробыл в подземельях, но, по крайней мере, не меньше полугода. — «Или даже больше. А что, если прошло пять лет, или десять, или двадцать? Заметил бы я? Что, если там, внизу, я сошёл с ума, и половина моей жизни уже прошла?» — Да нет же, это глупость. Не могло пройти столько времени. Мальчишки всё ещё оставались мальчишками. За десять лет они бы стали мужчинами. Не надо об этом забывать. — «Не давай ему свести тебя с ума. Пусть он отрежет тебе пальцы на руках и ногах, вырвет глаза, отрежет уши, но лишить тебя разума он не сможет, если не поддашься».

Уолдер Малый шёл впереди с факелом в руке, Вонючка безропотно плёлся следом, а Уолдер Большой — сразу за ним. Когда они проходили мимо псарни, залаяли собаки. Ветер закружил по двору, пробирая до костей сквозь грязные лохмотья так, что узник покрылся гусиной кожей. Ночной воздух был холодным и сырым, но снега совсем не было, хоть зима явно была на носу. Интересно, доживёт ли он до снега? — «Сколько пальцев останется у меня на руках и на ногах? — Вонючка поднял руку и поразился тому, какая она бледная и худая. — У меня руки старика». — А может он ошибся насчёт мальчишек? Что, если они на самом деле вовсе не Малый и Большой Уолдеры, а сыновья тех мальчиков, которых он знал?

Большой зал утопал в дымном полумраке. Справа и слева горели факелы, зажатые в выступающих рядами из стен костяных руках. Высоко над головой проходили почерневшие от дыма деревянные стропила, а свод потолка терялся в тени. Спёртый воздух был полон запахами вина, пива и запечённого на огне мяса. От всех этих ароматов в животе Вонючки громко заурчало, и рот наполнился слюной.

Подталкиваемый Уолдером Малым, пленник, спотыкаясь, прошёл мимо длинных столов, за которыми ели воины гарнизона. Он кожей чувствовал на себе их взгляды. На лучших местах возле помоста расположились любимцы Рамси — Бастардовы Мальчики. Костяной Бен — старик, что ухаживал за любимыми охотничьими гончими его светлости. Дэймон по прозвищу Дэймон Станцуй-для-Меня — светловолосый и юный на вид. Ворчун, лишившийся языка за опрометчивые разговоры в присутствии лорда Русе. Кислый Алин. Живодёр. Жёлтый Хрен. И хоть Вонючка не мог назвать по именам всех сидевших дальше, но помнил их внешне: дружинники, офицеры, солдаты, тюремщики и палачи. Впрочем, тут были и чужаки, чьих лиц он не знал. Некоторые из них прикрывали нос, когда он проходил мимо, другие смеялись над его видом.

«Гости, — подумал Вонючка, — друзья его светлости, а меня привели для их увеселения».

По коже пробежал мороз.

Бастард восседал за головным столом в кресле своего лорда-отца и пил из отцовской чаши. Вместе с ним на помосте расположились два пожилых человека. Вонючка с первого взгляда понял, что оба они знатного происхождения. Один — худощавый, с ледяными глазами, длинной белой бородой и суровым, как зимний холод, лицом. На нём была заношенная до дыр засаленная куртка из медвежьей шкуры. Под ней виднелась плетеная кольчуга, которую тот не снял даже за столом. Второй лорд — тоже худой, но кроме того — сутулый и кособокий. Он склонился над своим блюдом, словно стервятник над падалью. У него были жадные серые глаза, жёлтые зубы и почти седая спутанная борода, раздвоенная на конце. На покрытой пятнами голове торчало лишь несколько седых волосков. Однако на его плечах красовался отделанный чёрным соболиным мехом серый шерстяной плащ — мягкий и добротный, а застежкой служила кованная серебряная пряжка в виде звезды с расходящимися лучами.

Рамси был облачён в чёрные и розовые цвета: чёрные сапоги, чёрный пояс с ножнами, чёрный кожаный камзол поверх розового бархатного дублета, в прорезях которого виднелся тёмно-красный атлас. В его правом ухе блестел гранат в форме капли крови. Однако несмотря на всё великолепие наряда он по-прежнему был некрасив: ширококостный, с покатыми плечами, с той рыхлостью, которая с годами грозила превратиться в полноту. Кожа его была розовой и прыщавой, нос — широким, рот — маленьким, а волосы — длинными, тёмными и ломкими. Несмотря на толстые мясистые губы, самыми заметными в его внешности оставались отцовские глаза: маленькие, близко посаженные, необычно блеклые, призрачно-серые — так порой называют этот оттенок, но на самом деле — абсолютно бесцветные, как два осколка мутного льда.

Завидев Вонючку, Рамси улыбнулся, скривив рот.

— Вот и он. Мой старый закадычный друг. Вонючка был со мной с детских лет. Его подарил мне отец, в знак своей любви, — рассказал он сидевшим рядом мужчинам.

Лорды обменялись взглядами.

— Я слышал, твой слуга погиб, — произнес тот, у которого одно плечо было выше другого. — Говорили, его убили Старки.

Лорд Рамси хихикнул.

— Железнорожденные сказали бы на это: то, что уже мертво, никогда не умрёт, но восстанет сильнее и твёрже. Как Вонючка. Хотя смердит от него, как от трупа, в этом вы правы.

— От него несёт испражнениями и старой блевотиной. — Кривобокий старик отшвырнул в сторону кость и вытер пальцы о скатерть. — У тебя есть какая-то важная причина, чтобы навязывать нам его общество во время еды?

Второй лорд, прямой старик в плетёной кольчуге, изучал Вонючку хмурым взглядом.

— Посмотри-ка внимательней, — посоветовал он другому лорду. — Поседевший, похудевший на три стоуна, да, но не слуга. Разве не узнаешь?

Кривобокий вновь окинул пленника взглядом и вдруг фыркнул.

— Он? Не может быть! Старков воспитанник. Смешливый такой, вечно улыбался.

— Теперь он улыбается реже, — признался Рамси. — Кажется, я сломал часть его красивеньких беленьких зубиков.

— Лучше бы ты перерезал ему горло, — ответил лорд в кольчуге. — С собаки, напавшей на хозяина, нужно спускать шкуру.

— О, шкуру я с него тоже содрал, местами, — подтвердил Рамси.

— Да, мой господин. Я был плохим, мой господин. Дерзким и… — Вонючка облизал губы, пытаясь придумать, что же ещё сделал.

«Служи и подчиняйся, — напомнил он сам себе, — и тогда уцелеет хотя бы то, что осталось. Служи, подчиняйся, и помни своё имя. Вонючка, Вонючка-канючка».

— … плохим и…

— У тебя рот в крови, — заметил Рамси. — Ты снова грыз пальцы, Вонючка?

— Нет. Нет, мой господин, клянусь.

Вонючка однажды пытался откусить собственный безымянный палец — с того содрали кожу и он ужасно болел. Лорд Рамси никогда не отрезал пальцы просто так. Он предпочитал снять с них кожу. Голая плоть начинала сохнуть, трескаться и гноиться. Вонючку и секли, и вздергивали на дыбу, и резали, но даже эти муки были несравнимы с болью оголённой плоти. Она просто невыносима, она сводит с ума. Рано или поздно жертва обязательно взмолится: — «Пожалуйста, я больше не могу, не могу, прекратите, отрежьте его». — И лорд Рамси окажет эту услугу. Вот в такую игру они играли. Достаточно было взглянуть на руки и ноги Вонючки, чтобы понять, что он хорошо усвоил правила этой игры. Но однажды он забылся и попытался прекратить мучения сам — зубами. Рамси это не понравилось, и оплошность стоила Вонючке ещё одного пальца на ноге.

— Я ел крысу, — пробормотал он.

— Крысу? — Блеклые глаза Рамси блеснули в свете факелов. — Все крысы в Дредфорте принадлежат моему лорду-отцу. Как ты посмел съесть одну из них без моего разрешения?

Не зная, что ответить, Вонючка промолчал. Одно неверное слово — и он может лишиться очередного пальца на ноге или даже на руке. У него уже не было двух пальцев на левой руке и мизинца на правой. А на ногах — трёх пальцев на левой и мизинца на правой. Иногда Рамси шутил, не уравнять ли ему правую и левую стороны.

«Мой господин всего лишь шутил, — пытался себя успокоить Вонючка. — Он говорил, что не хочет делать мне больно. Он так поступает, только когда я виноват».

Его лорд — добрый и милосердный. Он мог бы снять кожу с лица Вонючки за те слова, что тот говорил, пока не выучил своё истинное имя и место.

— Это становится утомительным, — произнёс лорд в плетёной кольчуге. — Убей его, и покончим с этим.

Лорд Рамси наполнил свою чашу пивом.

— Это испортит наш праздник, милорд. Вонючка, у меня для тебя хорошие новости. Я собираюсь жениться. Мой лорд-отец везёт мне девчонку Старков. Дочь лорда Эддарда, Арью. Ты же помнишь малютку Арью, верно?

«Арья-Босоножка, — чуть не сказал он, — Арья-Лошадка».

Младшая сестра Робба, с каштановыми волосами, вытянутым лицом, тощая, как палка, и вечно чумазая.

«Красивой была Санса».

Когда-то он думал, что Сансу могут выдать за него, и лорд Эддард назовёт его сыном, но это были всего лишь детские фантазии. Что же касается Арьи…

— Я помню её. Арью.

— Она станет леди Винтерфелла, а я — её лордом.

«Она же совсем ещё ребенок».

— Конечно, мой господин. Поздравляю вас.

— Придёшь ли ты ко мне на свадьбу, Вонючка?

Он замешкался.

— Если вы пожелаете, мой господин.

— Да, я хочу этого.

Он снова заколебался. Вдруг это какая-то жестокая ловушка?

— Конечно, мой господин. Если это доставит вам удовольствие. Это такая честь для меня.

— Тогда надо вытащить тебя из этого ужасного подземелья. Отскрести до розового цвета, переодеть в чистое и покормить. Хочешь вкусной нежной овсянки? Или кусок горохового пирога с беконом? У меня для тебя небольшое задание. Но тебе понадобится восстановить силы, если хочешь мне служить. А я знаю, что ты хочешь.

— Да, мой господин. Больше всего на свете, — его била дрожь. — Я — ваш Вонючка. Пожалуйста, позвольте мне вам служить. Пожалуйста.

— Ты так славно просишь — как я могу отказать? — улыбнулся Рамси Болтон. — Я еду на войну, Вонючка. И ты поедешь со мной, чтобы привезти домой мою девственную невесту.
А когда-то Вонючка звался Теоном Грейджоем...

Olorea
О да,сегодня должно закончится многомесячное ожидание))) Правда, придется,думаю,еще подождать когда на дисках в хорошем качестве появится.